Владимир Подгородинский: «Все люди театра – немного сумасшедшие».

Газета "Бумеранг", 20 мая 2016 года. Лилия Вишневская. Фото автора.

Последние приготовления. Режиссер вносит коррективы в игру актеров, акцентирует внимание на деталях, переделывается финал. За полчаса до премьеры? Смело! Наконец всё готово. Окончательно. Блестяще! В этот вечер в Новосибирской музкомедии дают «Марицу». Классическая оперетта в наше время – явление неординарное для любого российского театра... Вряд ли сегодня встретится человек, не слышавший о знаменитых рок-операх «Юнона и Авось» и «Иисус Христос – суперзвезда». По своей популярности в России эти постановки, пожалуй, не уступают известности бродвейским мюзиклам в Америке. В то же время создатель гениальных творений, режиссер, заслуженный деятель искусств РФ, профессор и художественный руководитель Санкт-Петербургского государственного театра «Рок-Опера» Владимир Подгородинский мечтает поставить мюзикл как раз на Бродвее. Об этом и многом другом он рассказал в интервью газете «Бумеранг».

– Владимир Иванович, вы коренной одессит… – Да, я родился и вырос в Одесе, там же получил музыкальное образование – учился в консерватории... – И в один момент взяли и решили уехать в Россию? – В Красноярск я ухал еще в 84-м году. Очень сложная у меня складывалась творческая судьба в Одессе. Я создал свой рок-театр, а в то время с этим направлением было очень непросто. Вот вышестоящие органы мне и предложили отправиться во Владивосток и постепенно подбираться ближе к Одессе (смеется). Так далеко я не забрался, доехал всего лишь до Красноярска. Ну а потом уже – в Петербург. – Вы сейчас главный режиссер одесского театра музкомедии имени Михаила Водяного. Как удается совмещать работу в Одессе и в Петербурге? Выездные постановки в российских театрах и гастроли? Тем более что на Украине наших артистов объявляют персонами нон грата...

– Во-первых, в Одессе я у себя дома. И мне совершенно безразлично, что по этому поводу думают украинские власти. Даже если бы я там не работал, все равно бы ездил. В Одессе живет моя старшая дочь и внуки, которых я очень люблю. Сам я с семьей – в Петербурге. Петербург сделал из меня режиссера. Поэтому я отношусь к тем людям, которые на себе более всего чувствуют эти жернова. Будучи одесситом, живущим в России, я чувствую, как сквозь меня, как через сито, просеивают всю боль и горечь нынешней ситуации. – Какие свои работы в Одессе вы можете отметить за последнее время? – Спектакль, которым я могу гордиться, – это «Скрипач на крыше» по Шолом-Алейхему. Затем последняя моя работа – рок-опера «Моисей». Это совместный проект с израильскими партнерами и авторами. «Фиалка Монмартра», «Сильва», джаз-мюзикл «Дон Сезар де Базан», музыкальная сказка «Царевна-лягушка» – совершенно восхитительная... В Одессе идет половина моего репертуара!

– Вы чувствуете себя легендой? – Ну что вы! Нет, конечно. – Но ведь ваши рок оперы уже считаются классикой... – Да, и я счастлив, что это так. Что я первый в СССР еще в начале 90-х поставил произведение «Jesus Christ Superstar», оно идет до сих пор, было принято самим Тимом Райсом (британский драматург, автор либретто рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» –- прим. авт.) и Эндрю Уэббером (британский композитор, автор музыки к рок-опере «Иисус Христос – суперзвезда» –- прим. авт.). Они знают этот спектакль, знают меня, знакомы с моим творчеством, и это очень приятно. «Юнона и Авось» прошла более двух тысяч раз. Сейчас спектакль у нас не идет – его играет театр Алексея Рыбникова в Москве. – Как думаете: режиссерами рождаются или становятся? – Думаю, что все-таки рождаются. Я на самом деле дирижер. У меня высшее музыкальное образование. Учился режиссуре в Москве у очень талантливого мастера Ивана Дмитриевича Михайлова, в театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Это высшие режиссерские курсы при Министерстве культуры России. Так вышло, что режиссуру я постигал, уже будучи взрослым человеком. Поэтому и ставить начал относительно поздно. Мои профессиональные постановки относятся к 80-м годам, когда мне было за 30...

– А до этого времени чем занимались? – Играл музыку, аранжировал, был рокером... Ездил по миру. Плавал на суперлайнерах, побывал во всех уголках планеты. Экстерном окончил консерваторию, дирижерский факультет. В режиссуру ушел осознанно: решение не было спонтанным, я чувствовал, что это мое. – Сегодня, глядя на репертуар российских театров, можно отметить повышенный интерес к мюзиклам, чуть меньший – к рок-операм. Оперетта же ставится крайне редко. Это умирающий жанр? – Я полагаю, что нет. Оперетта не умрет никогда. Всё дело в репертуарной политике театра. В вашем новосибирском театре музкомедии идут практически все шлягерные произведения, которые только есть. Недавно вышла «Летучая мышь», сейчас – «Марица». Есть «Сильва», «Мистер Х», «Веселая вдова»... И это прекрасно! Оперетта – это творческое спасение для труппы. Она дает возможность петь, развиваться в плане актерского мастерства и хореографии. Позволяет артистам раскрыться, покорить зрителя своей энергетикой и обаянием. Эта оперетта у меня одиннадцатая. Шесть названий, все в разных вессиях. Я обожаю «Веселую вдову» Легара, совершенно замечательное произведение! «Фиалку Монмартра» и так далее...

– В каком жанре вам интереснее работается? Рок-опера, оперетта, мюзикл? – Я так скажу: в том жанре, где талантливая музыка. Если музыка неинтересная, серая, мне становится скучно. А так я с одинаковой любовью ставлю и оперетту, и мюзикл. Рок-опера – тема отдельная, это мой конек. Собственно, из-за рок-оперы я и пришел в театр. В рок-опере очень сложно работать. Это огромная подготовка! Нужно уметь правильно интонировать, постараться, чтобы оркестр именно звучал, а не просто играл. В Одессе я поставил «Моисея». «Jesus Christ Superstar» создан по Евангелию, а «Моисей» – по Библии. Это моя двадцатая рок-опера. Это немало, поверьте! Пожалуй, я могу попасть и в Книгу Рекордов Гиннеса (смеется). Мы уже есть в российском Гиннесе за рок-оперу «Орфей и Эвридика». – О чем вы мечтаете? – Поставить спектакль на Бродвее (смеется). Как вам идея? – Замечательная! А это реально? – Да нет, конечно. Если серьезно – мечтаю поставить «Преступление и наказание» Эдуарда Артемьева (рок-опера по мотивам романа Федора Достоевского на музыку Артемьева, либретто Андрея Кончаловского и Юрия Ряшенцева – прим. авт.). Недавно состоялась премьера в Москве, в «Театре мюзикла» Михаила Швыдкого. Мы с Артемьевым дружим давно. Когда произведение еще только создавалось, это был конец 90-х годов, мы в своем театре его, как говорится, «разминали» – делали пилотные записи. Они ему очень помогли в дальнейшей работе. К сожалению, Кончаловский пошел по пути модернизации музыки Артемьева. Зачем? Не могу ответить на этот вопрос. Артемьев – современный композитор, совершенно не нужно его осовременивать еще больше. Спектакль от этого очень серьезно потерял. Поэтому я хотел бы поставить «Преступление и наказание» у себя. Это не просто рок-опера. Это симфо-рок-опера – с великолепным симфоническим составом! Музыка была записана в 2008 году в Москве, в записи участвовало три оркестра – симфонический, народных инструментов, рок-группа. Музыка потрясающей глубины, просто фантастическая!

– Сколько времени в среднем вы работаете над спектаклем? – Около года. – Значит, чтобы поставить «Преступление и наказание», вам нужен год... – Сам спектакль я ставлю полтора месяца. Вот и у вас (Новосибирский театр музкомедии – прим. авт.) большое полотно «Марицы» я поставил за полтора месяца. Но чтобы подготовиться, выносить идею, нужно, конечно, больше времени. Над «Моисеем» я работал год. – У вас были неудачи? – Были. А как же без них! Хотя о себе могу сказать, что я успешный режиссер, считаю себя мастером. У меня все спектакли получаются. Но одно произведение – не буду называть какое – уже по материалу было несовершенно. С точки зрения музыки – талантливая, красивая. Но с точки зрения глубины и реализации драматургии – куда всё печальнее. Либретто было очень рыхлое. И, к сожалению, я не смог это выровнять… – А почему вы изначально взялись за этот спектакль, если считали работу несовершенной? – Ну а почему иногда человек попадает в вытрезвитель? Потому что напился (смеется). Если серьезно, авторы – мои друзья, они очень просили меня взяться за постановку спектакля. Тем более что с ними у меня уже состоялся ряд серьезных, удачных проектов. Я взялся за постановку с условием, что автор доработает и приведет либретто в порядок, но он этого не сделал. Причины были объективны, не зависящие от меня как режиссера.

– Сколько должен жить спектакль, чтобы вы считали его успешным? – А это зритель голосует – покупает билеты, заполняет зал. Но я никогда не иду на поводу у зрителя, не ставлю спектакли в стиле «чего изволите?». Иногда даже, на мой взгляд, очень удачные постановки, живут недолго. Обстоятельства бывают разные. Многое зависит от городов – везде разный зрительский уровень. Порой очень хорошие произведения, но мало раскрученные по автуре, идут год-два. – То есть год-два – это недолго? А что тогда подразумевает понятие «долго»? – Двадцать лет. «Jesus Christ Superstar» держится 26 лет. Конечно, состав меняется, хотя исполнитель роли Иисуса Владимир Дяденистов работает до сих пор. Первый раз он сыграл, когда ему было ровно 33 года – как Иисусу. Но он очень хорошо выглядит, следит за собой, подтянут, почти не седой. Голос и душа – на месте, а это самое главное! А в целом, конечно, необходимо подтягивать молодежь, вводить молодых талантливых артистов в основной состав. А как без этого развиваться?

– Вы сегодня за полчаса до премьеры переделывали финал. С чем это связано? – Существенного ничего не было внесено. Репетировали поклоны. Леонид Михайлович Кипнис предложил доработать. Ему показалось, что по формату финала времени для поклонов остается мало, придумал добавить запев. – Когда вы только приступали к «Марице», вы прослушивали всех актеров, чтобы сделать тот или иной выбор? – Да нет, я всех актеров хорошо знаю и доверяю художественному руководителю театра. Мы с Кипнисом обсуждали состав и, в принципе, ни в ком не ошиблись. Ведь в оперетте очень важны и певческие данные, и актерский комплекс. Это очень сложный жанр... – То же самое вы говорили о рок-опере... – Понимаете, рок-опера сложна в технологическом – постановочном процессе. Как правило, я ее ставлю в пустом пространстве, без каких-либо приспособлений. Там нет кроватей, столов, стульев. Всего того, что является точками опоры. И «Моисея» я тоже сделал в пустом пространстве. Только видеоряд на заднем плане. Оперетта сложна другим. Она требует от актера бесконечного обаяния, потрясающей энергетики – это дар божий! Если нет обаяния и энергетики – нет и оперетты. Третья составляющая – музыкальность. С нее и начинается оперетта. – И последний штрих. Продолжите, пожалуйста, фразу: «Я работаю в театре, потому что…» – ...Это вся моя жизнь. И это не громкие слова, это так и есть. Все мы – актеры, режиссеры, музыканты – немножко ненормальные. Вообще, нормальный человек на сцене – это неинтересно. Поэтому люди театра – немного сумасшедшие.